Бездомье

Больно колется острым треугольником крыши образ домика детским рисунком внутри. Сжимаю в ладони кусочек камня, напоминающий эту простую форму. Вывожу кистью на шершавой поверхности стены-тело, глаза-окна, голова под шапкой-крышей, сердце-печь внутри, свет-душа. Утратив дом сами им стали: наша семья — А. да я.

Который год мы без определённого места.

Вынужденную миграцию наши матери подменяют понятием “путешествие”, по честному это беженство — непонятая, непринятая тема. Прочувствовали на себе как это — потерять чувство безопасности, когда из под ног ускользает база жизни. Сначала пытаешься сопротивляться, потом понимаешь что тебя съедают заживо, просто решаешь в один день выйти из игры, правила которой не можешь принять.

У нашей истории есть приквел, неофициальная версия, но сейчас мы вписаны во всеобщий поток покинувших родные места, где у каждого свои “до и после”.

Find your place

Желающие жить на одном месте за это время сменили несколько домов, городов и стран. Стали кочевниками (подходим под классификацию цифровых, но проблема в моей аналоговой части — производительной деятельности), приспосабливающимися к новой местности дрейфующим островом.

Надежда нас не оставляет, всё так же ищем дом, а точнее место для него, для нас. Это оказалось задачей при непростых условиях.

Не перестаём верить, что всё получится. Вера, дающая эту надежду, возможно и является металлическим стержнем, каркасом нашей жизни, сейсмоустойчивым основанием.

Бетонная колыбель

Мы выходцы из бетонных одинаковых многоэтажных коробочек, внутри которых для нас были свиты гнёзда родительского дома.

Желание дома в его деревянном понимании пришло к нам неожиданно.

Кто знал, что этот путь пройдёт через тернии, но мы уже видим звёзды!

Архитектура живёт со мной во снах, это и подъезд моего детства, и лестницы школы.

Пробовали жить в разных местах: с видом на горы, море, сопки, залив, дома, лес, поле, черепичную крышу, недолго на стену подземного этажа.

Видели разное: красивое внутри, но не снаружи; снаружи но не внутри; внутреннюю гармонию пространства и окружения.

Чаще всего здание чувствуешь изнутри — наружу.

Наш образ дома из тёплого во всех смыслах дерева.

Поняли как необходима природа вокруг, чтобы можно было выйти из дома и… просто пойти — это для нас важная часть жизни, или точнее мы часть этой жизни.

Вспоминаем остров Vardø с камнями, карликовыми берёзками и из цветущего — оранжевые облачка морошки по зелёному ковру мха — как пример максимальной природности с минимальной растительностью.

Прогулки для нас — самая простая радость. По городам мы тоже любители — называем это “архитектурый туризм” ходишь и смотришь вокруг.

Наши приюты

Гостеприимство названо добродетелью.

Благодарны людям, приютивших нас на пути, с виду это выглядит как “просто сдавать жильё”, но мы видим в этом особый дар. Не многие замечают это в себе и прилагают усилия в его развитии — приобретают жильё, делают ремонты, наводят красоту чтобы другим было там хорошо и спокойно, пусть на короткий срок, но эти дни, недели, месяцы — так же часть жизни.

Много мест посетили, краткие впечатления ярки как вспышки, но быстро забываются, а когда возвращаешься полгода или год в одно и тоже место — уже начинаешь называть это “домом”, даже осознавая его временность.

С улыбкой вспоминаем тех, кто делал нашу жизнь в новых местах устойчивее, спокойнее, радостнее: в Москве — Ваня и команда “Дубльдом”, в Калининграде — Жанна и Вадим с прекрасной мансардой, в Кумборе — Наталья и Саша с видом на море.

Жизнь в Доме

Смотрим серии Grand Designs, обсуждаем, восхищаемся семьями, решившимися на строительство.

Дом как человек, как семья под одной крышей — нет похожих!

Видим усталость от стройки и приходим к выводу что только модульный максимально готовый дом — единственный ответ.

Пожив почти год в Дубльдоме, выезжая на съёмки монтажа, а так же заходя в гости в обжитые дома — только утвердились в этом.

Панорамное остекление — скандинавская открытость.

Каркасная технология знакома со времён практики строительства дачи в Минькино, А. изучил теорию по канадским стандартам, подсмотрел идеи шведского пола, а деревянную крышу с внутренней водосточкой у норвежцев. Всё делал своими руками, за зиму построил каркас, обшил мембранами, использовал минеральный утеплитель. А через два года, когда мы возвратились на север в пандемию — занимался на выходных внутренней обшивкой и электричеством.

Деревянная отделка — это тепло стен и пола, в противоположность бетонной холодности и твёрдости.

Я была впечатлена дружной командой Дубльдома и архитектором Ваней! Штрих к портрету: когда была выездная встреча и многие остались ночевать в доме, архитектор решил заночевать на улице, растянув гамак между ёлок. Ночью были заморозки, но Ваня не жаловался.

Я называю главного архитектора и владельца строительной компании Ивана Овчинникова так, потому что он так мне представился сам, наше общение всегда было “без галстуков” (не уверена что такая вещь вообще есть в его гардеробе), он совершенно не похож на стереотипный образ архитектора. Вся команда делает большое дело, создавая быстровозводимые дома для жизни.

Как же мы оказались в Москве, ведь никогда туда не стремясь? Как обычно, собрались и поехали!

До этого были съёмки летающего дома в Кандалакше, потом в один момент А. позвонил в Москву и спросил — актуальна ли ещё вакансия “фотографа-сказочника”, именно так значилось на сайте вместе с требующимися “мастерами на все руки” и “мужиками на выезде”.

Приехали, не зная где будем жить (решили – за городом, даже присмотрели домик), Ваня предложил нам остановиться в выставочном доме — показывая экскурсии о настоящей жизни.

Удивительно, как вообще пришла такая идея, а мы согласились на авантюрный эксперимент!

Это был необычнейший опыт! Во-первых, жизни в доме на берегу леса, ну а во-вторых, может, звучит очень странно, когда несколько раз в неделю к тебе в дом приходят незнакомые люди, но знаешь, они были “как на подбор” — будто друзья друзей. Мы пили чай, подкидывали дрова в печь, общались об особенностях жизни в доме и об особенностях жизни в целом.

Многие хотели посидеть у панорамного окна, убедившись что действительно — не дует! Нас не обучали “специальным фразам”, да мы и не продавали дом, просто показывали и рассказывали как мы в нём живём, и это было честно и искренне, открыто как те самые окна с видом на поле и подмосковный лес.

Одни гости родом из Якутии как услышали, что мы из Мурманска, воскликнули: “О, ребята наши, северные!” Вскоре приехали ещё раз с семьёй и пирогом с красной рыбой с надписью “Север”.

Когда мы оказались на берегу леса, думали будем там одни куковать в не застроенном ещё посёлке, но дома привозили и устанавливали в прямом эфире нашей жизни — на камеру А., Ваня шутил, что представляет его работу так: сидит на веранде с чашечкой чая и кнопочку нажимает!

Понемногу дома заселялись соседями.

Каждую пятницу приходила Надежда убирать дома в посёлке, сладости она старалась не есть, и я старалась заранее раздобыть пастилу к чаю.

Навещали друзья из Мурманска, живущие в Москве, надо ли говорить, что от этого мы чувствовали себя как дома ещё больше. На мой день рождения приехало столько людей, что на ночь можно было не топить печь — настолько была тёплая встреча.

Топить приходилось ежедневно. К дому было подключено всего пара киловатт электричества, хватало на бойлер, тёплый пол в душевой, стиральную машину, плиту/духовку по очереди и один конвектор в спальне. То, чего мне не хватало—это электрочайник, как оказалось, сумасшедший по электропотреблению, со сверхзвуковой скоростью кипятивший воду для моего любимого чая.

Медленная жизнь на берегу леса, такой стиль.

Печь полна поленьями, жизнь воспоминаниями.

Соседи

Сначала Дима, Катя и Ярославчик приезжали по выходным, потом решили остаться.

В наш первый дубльдомовский день ребята пригласили к себе в гости, будто почувствовали что мы станем близкими соседями, и почти единственными в ту зиму.

Вечерами было слышно как Ярослав бегает, стуча пяточками. Малыш заходил к нам в гости просто так — ведь мы друзья.

Уезжали на новогодние каникулы к бабушке, когда вернулись к нам в ещё не прогретый дом пришли Катя с сонным Ярославом — Катя сказала, что тот проснулся и говорит, что мы прилетели на вертолёте, а мы в этот момент подъезжаем! Вот такая история!

Играли, общались, просто были вместе. Как-то ребята купили вкусностей и Ярослав тут же захотел угостить нас, поделиться — до сих пор помню эту щедрость двух с половиной летнего человека в виде шоколадной кураги и гигантских фиников.

Бывало вместе готовили, он вообще такой вкусовой человечек, помню мог зайти за сушечкой — ну просто шёл мимо и проголодался!

Наблюдали за взрослением этого удивительного мальчишки с двух до трёх лет. Кстати, Ярослав, наши даты совпадают — твой день рождения и день рождения нашей семьи, а теперь ещё и день независимости Черногории, откуда тебе сейчас привет.

Окна-стены

вижу сквозь стены

окнами глаз

скрип половицы -

дома душа

Менялись сезоны, мы были частью этих плавных переходов: смены пышущей зелени на индийскую осень, серые дождливые дни, первые заморозки, потрясающие туманы, разбивающие на призрачные планы окружающую действительность, пряча слои-дали под молочную кальку.

Падал снег, и долго было светло естественным светом.

В темноте включали гирлянды, и не выключали их, уезжая; возвращаясь, домик светился тёплыми огоньками издалека — на самом дальнем краю. Эти ощущения дорог, пути и этого огонька вдали мы вспоминаем до сих пор.

У каждой истории есть начало и конец, тут же всё произошло плавно — перетеканием, градиентом. Одна работа А. сменилась другой, какое-то время мы ещё продолжали жить в доме, а потом вместе поехали в командировку в Калининградский (на тот момент Светлогорский) офис, совпало с нашей годовщиной.

Вскоре переехали сначала в Калининград, а потом к морю в Зеленоградск, встретили там ковид решили вернуться на север «по месту прописки.»

Мансарда

В Калининграде А. нашёл невероятно красивое жильё — мансарду на Тельмана, на пол года ставшей домом под крышей, как говорят в Черногории potkrovlje — под кровом-покровом заботливой хозяйки Жанны, продумавшей до мелочей всё для своих гостей.

Папа

оказался тем, кто по честному поддерживал нас в переездах, понимал как моряк — как это быть не дома, и в тоже время что жизнь прекрасна и удивительна, люди живут везде, и он сам, как приезжий (из Белоруссии) человек, полжизни провёл на судне, понимает кочевую жизнь, ставшей нашим стилем.

Мой земной папа — подарок с сюрпризом: вспыльчивый характер, заводящийся с пол-оборота, а иногда и на пустом месте, со всеми этими особенностями я никогда не сомневалась в наших отношениях. Он нас встречал, перевозил, упаковывал вещи, ругаясь на мои холсты.

Когда вернулись на время пандемии — каждый день навещал, заходил в гости, не надо особенных слов, чтобы понять и почувствовать эту любовь.

Папа, спасибо тебе!

Пришельцы

История возвращения домой — в притче о блудном сыне.

Отец всегда ждёт, принимает, обнимает, наряжает, кормит, заботится, защищает.

У всех разный образ возникает при слове папа. У меня прям совпало в этом моменте.

Читая библию по плану заново в этом году подчёркиваю переселенческие истории. Не зря говорят, что не ты читаешь эту книгу, а она — тебя.

В новом завете начиная с рождества: Иисус был одним из нас — бежал со своей семьёй в безопасное место, будучи во младенчестве.

После говорил, (Матфея 8:20) что у лисы нора, у птицы гнездо, а Ему негде прислонить голову. Иногда кажется что Он единственный, кто нас понимает, когда происходящее кажется сюрреализмом.

Самое начало ветхого завета: изгнание из сада — смена жительства. Затем Каин отлучён от общества.

Переселение народов по языковому признаку после вавилонского замеса.

Авраам переосмысляет понятие миграции, и это становится частью его призвания: получил повеление от Бога двинуться в новое неизведанное место, за послушание назван другом Божьим.

Oh, I’m an alien, I’m a legal alien

Как писал Павел про христиан ”наше жительство на небесах”, в другом переводе “мы граждане неба” (Филиппинцам 3:20)

Открытие для меня в слове понятия “еврей” в 14 главе Бытия — переселенец, так что, друзья мои уехавшие — все мы в каком-то смысле евреи-переселенцы.

Иосиф — изгнан, потом вся семья подала заявку на воссоединение.

Иаков называет себя странником, объединяясь в этом понятии с праотцами.

Моисей уже выводил всю толпу из Египта в землю обетованную, называя своего сына Бирсам — “я стал пришельцем в чужой земле”(Исход 2:22)

Иосиф назвал своего первенца Манассией: «Вот и помог мне Бог забыть все мои горести и утешил в тоске по дому отца моего». А второго сына Ефремом: «Бог сделал меня плодовитым в земле страдания моего» (Бытие 41:51–52)

Тоска по дому и земля страдания — подчёркиваю Я/МЫ ИОСИФ.

Библия рассказывает об “успешных” переселенцах, привнесших вклад в общество, где они оказались. О чудесах, особенной Божьей заботе. Остро ощущаем во времена наших странствий. Видим, что мы были в тех местах, где были важны в том момент.

Такое хочется запомнить, рассказать, записать, оставить эти мгновения посреди общей неопределённости нашего положения.

Моисей по повелению Господа вел запись каждого их перехода от одной стоянки к другой. (Числа 33:2)

Исход — вынужденная миграция. Не хочется быть как жалующиеся евреи, вспоминающие, как “хорошо” было в Египте в рабстве. (Как вообще дошли они до такой жизни!).

Читаешь и видишь что человеческие эмоции не меняются тысячелетиями.

Мы часто бываем недовольны тем, что есть, вспоминаем прошлое, только бы не смотреть на столько пристально, чтобы превратиться в соляной столб.

В законе пришельцам есть место: “не притесняй, не угнетай, остатки урожая оставляй”, они на равне со вдовами и сиротами, как люди, в понятии дома которых произошли серьёзные изменения, потрясения.

Говорят, переезд равен пожару. Мы ни разу не “переезжали по нормальному” — просто уезжали, оставляя всё.

Размышляю над таким стихом: “Никакую землю продавать навсегда нельзя — земля ведь Моя, и вы у Меня и гости, и временные жители на ней.” (Левит 25:23)

Израиль кружил по пустыне 40 лет. Надеемся скорее найти необходимые ключи этого мира. Открыть и разгадать загадки запутанной лестницы снов. Перепрыгнуть шахматным конём и очутиться в тихой гавани, обрести свой дом во всех смыслах. Чтобы вид из окна менялся только в связи с сезонами. Вести жизнь тихую и безмятежную.