Жизнь «до», жизнь «после». Слушаю, читаю, наблюдаю истории переездов: Кипр, Америка, Грузия, Узбекистан, Казахстан, Бали, Уругвай, Сербия, Черногория — широкастранамояродная, не нашлось безопасного уголка. У всего есть официальная версия и не. "Правильный" ответ и ответ честный, настоящий. Как оказались здесь, как уехали. Как А. осмелился, решился и решил, устроил нашу жизнь здесь.

"Отсюда" смотреть, слышать про это все не просто. Но как "там"...

Жизнь наша всё ещё продолжается. Только с новым местом и языком всё те же (меняющиеся?) мы. Сравнения бесполезны. Испытания у каждого свои. Не обвинять, не осуждать, любить и принимать любовь, заботиться и принимать заботу, радоваться и радовать. Если уж грустить, то утешаться и утешать. Быть рядом, пусть на расстоянии протянутой руки - моей пишущей и твоей, воспринимающей мои сигналы, а потом наоборот, когда получу твоё письмо.

Записывание блуждающих мыслей и чувств видится упорядочиванием, попыткой осмыслить, послушать себя/тебя, присмотреться вокруг. Наблюдаю. Слова ещё сидят внутри. Смятым листиком в кулаке. На севере ведь весна наступает нескоро, зато распускается всё мгновенно - одним заполярным днём, пока солнце светит всю ночь. Подгонять меня не стоит, раскроюсь, когда время настанет, когда созрею... а пока я внимательный наблюдатель.

Стала не человек, а душа с глазами—приглядываюсь, записываю. Ходячая память с карандашом. Задумываюсь, не живу ли прошлым, но ведь пишу сейчас, сегодня, редактирую уцелевшие обломки мыслечувст переживших переезд. Запечатлеваю детали нынешнего, натыкаясь на взятые с собой «кусочки прошлого». Растерянность-потерянность, осознавая что ты такой не один—подкрепление сил продолжать формулировать.

В эмиграции всё вокруг ЧУЖОЕ, не достаёт СВОЕГО: места, людей, вещей. Обживание, обрастание знакомым и знакомыми приводят в относительный порядок. Проговаривая разное «своё» оказываемся едины. Что там в твоём наборе порядка вещей нормальной жизни?

Чтения

Сколько тревожного прочли с тобой за 500 военных дней, несметное количество статей. Таков был путь многих из нас. Чтобы отвлечься и что-то понять, ничего не сработало. Стали заложниками поисков информации по замкнутому кругу. Не насыщает, не утешает, не отвечает на вопросы про человеческое существо.

Безрезультатно хочется понимать повторяющиеся механизмы хождения по граблям истории. Вспоминаю знакомых бабушек, переживших в детстве войну, как они сохранили в себе любовь, хватило на всех нас! Эти женщины умели радоваться жизни, восстанавливаться из ничего, из этого же «ничего» обустраивать дом, готовить, наряжаться. Мои учителя и примеры стойкости. Если бы не было лета, дачи и деревни в моей жизни я была бы совсем другим человеком.

Дома читала про девочку (дневник Анны Ф.), на пляже — про мальчика (в полосатой пижаме). Про жизнь на войне, в убежище, в лагере, в суде—«Банальность зла», перекручивала в голове, находя сходства как под копирку. Задавалась вопросами наличия совести, утраты этого важного элемента, и возможно единственного стоящего.

Исследую психологию и личный «Выбор» каждого от Эгер — не просто выживший, живой человек.

Жаркое домоседное лето—время чтения, как и дождливая короткодневная зима, включай иллюминацию! Да будет свет!

Тёмные времена, в них живём, идём, плывём. Хочется видеть, ощущать свет направляющий, знать, что Он есть, верить. Подчёркиваю: “...сказал Бог: «Да будет свет!» И появился свет.”‭ «Свет во тьме светит, озаряет, тьма не объяла его», сохраняю заметками в телефоне. Выделяю, делаю ярким расцветающие для меня стихи. Бывает увлечёшься, смотришь переводы, значение слов, ныряешь в смыслы, как ныряние с маской — всё дно виДно!

Бог видит нас, знает где мы. Где бы не оказались: как Нафанаил под смоковницей, как Иона во внутренности рыбы, Пётр в отречении, Савл/Павел в дороге.

Logos Hope

Чудом пришвартовалась рядом с нами в книжная плавучая ярмарка “Логос Хоуп”, две недели пропадала там между книжных полок. Просканировала, натрогала шершавые и глянцевые, были даже в меховой, велюровой, джинсовой обложке, кожаные переплёты, в подарочных коробочках, суперобложках, с цветными и золочёными обрезами.

Брала с собой рюкзак и авоську, грузила туда негабаритные, красиво иллюстрированные детские книги, раскраски—не то, чтобы раскрашивать, скорее приобрести и владеть, рассматривать, делиться.

Ребята искренне удивлялись как можно столько часов пропадать в книжном, то ли дело — международное кафе, где не только кофе и мороженое, но и гитара. Общались с командой — на судне около 300 человек из 60 разных стран. Зная мою общительность, можешь представить со сколькими людьми разговорились, приглашали к нам, а они приходили! Радость принимать гостей.

Книжки с картинками

В красивой книжке всё прекрасно: и обложка, и суперобложка, и форзац, и вёрстка, и иллюстрации, и атласная закладка… Оказывается, можно взять и вот так заказать радость с курьерской доставкой! А. нашёл мне Моне! (Этукнигумнемужкупил))) Подарок приехал ко дню рождения, но я не утерпела. Книжная кучка (полка ещё не появилась) пополнилась импрессионистами—эти впечатлительные друзья всегда должны быть рядом! Начала читать, но остановилась, ведь книга с картинками—чтоб смотреть. Закладку не вынимать!

На полях

В самом начале нашего пребывания здесь отыскала в Подгорице полку с русскими книгами. Набрала запасов, как белка, до сих пор не успела прочитать. Каждый раз находила себе подарок, пусть и в тонкой обложке. Недолюбливала таких - иногда они разваливались раньше, чем дочитывались до конца, короткая жизнь мягкообложечных.

Вчитываюсь в строки в переводах Пастернака, задевают эмоции поэтов разных стран о грусти вдали от дома, о возвращении «в никуда». Как теперь эти темы всплывают везде. Больно даже думать о том, что происходило тогда, сейчас, всегда.

Читаю и раскрашиваю, надо найти, подобрать русское слово к слову «журналинг». Считаешь ли такое дело вандализмом, не бережным отношением? Знаешь, нет настроя хранения-передавания по наследству. Все вещи для тебя сейчас, «потом» не существует, не откладывай, пользуйся. В радость владения, потребления, поедания книги целиком (с косточками и хвостиком). Налистаться, начитаться, вынюхать типографский запах, испещрить заметками, в моём случае цветными карандашами, они акварельные, проведёшь мокрой кистью и заволнуются странички, как море. Оставляю штрихи на офсетной бумаге, слегка процарапывая тонкий оттенок газетной кожи.

Prčanj

Место добрых встреч и воспоминаний, но как всегда, найдётся повод для тревоги. Библиотека в монастыре на побережье без всякого осушителя умирает, страницы слиплись от влаги, собирается кто-нибудь вообще спасать эту «старинную фотозону»!

А где-то в Москве Таня П. терзается с переездом:

—Мне бы вот с кошкой разобраться и книгами! Для жизни вообще много не нужно: всего-то джинсы, футболка, гречка. «Всего-то» — книги!

—«Всего-то» гречка, 6 евро, между прочим, за пачку.

—Ого!

Когда в самолёте у кошки закончится действие успокоительного, она героически прорвётся через сумку-переноску, гордо переберётся в бизнес класс! Сразу видно кто в семье с запросами!

Art&books

С высоты парковки Дубрава раскрывается морю бухта: Луштица - левая дверь, справа ворота Хорватии, посреди—линия неба и воды мягко соединяется у горизонта.

Сбегаю к закату вниз лестницами. Трещины-морщины старой крепости Канли-Кулы прорастают деревьями.

Летают ласточки и коты. (В смысле ты не видела летающих котов? Только клочья-перья летят!)

До Белависты секретным путём не через башню, а сразу в арку налево, потом направо, вот и церковь посреди площади, фонтан, кафешки и цель поездки - «арт’н’букс!»

Наталия примагничивает к себе красоту - их с О. магазин не просто «книги и сувениры»: библиотека, доброе место встреч, пространство для творчества, общения, новых проектов, например—презентации книги.

Поэзия эфемерна, не всегда могу зацепиться за воздух стихов, глаза хватаются за изображения—черногорские иллюстрации тут по стенам. Под музыку (на стихи уже написана песня) картины Жесении оживают: море блестит, горы уходят в дымку, солнечные пятна на цветущей бугенвиллеями улице, стога сена и весеннее цветение, глициния-вистерия.

Друг поэта взял на себя роль не только переводчика на черногорский, но и ведущего! Хвалил поэзию, воспевающую его родные места. Наперебой говорили о жизни, пронизанной любовью.

Библиотека

Яркое впечатление - привезённые из дома Н. и О. собственные старые книги, самые любимые, настоящие, живые. Каждый раз хочется разглядывать потёртые обложки, шрифты с засечками на пожелтевших страницах, знакомые с детства иллюстрации, издания и серии, что стояли у каждого на полках. Щедро делятся любимыми экземплярами. Такой настрой заразен, разве можно теперь отказать, и не потому что надо, а хочется!

Несу делиться своим сокровищем: «Ты, главное, пиши о любви», Надя привезла мне эти живые, настоящие, добрые, обнимающие-разговаривающие письма Юлии Говоровой и Марины Москвиной. Много раз посылала благодарности за лучший подарок-книгу, читала по глоточку, такое невозможно залпом, как ледяную родниковую воду. Между строк — вечность, касаешься её, вспоминая пушкиногорские места, в памяти живо рисуются картины, большее чем визуальные образы. Поэтика жизни с нотами японского созерцания, наблюдения за живым миром.

Читаю-прикасаюсь к печке, деревьям, реке, лодке, к шерсти зверей. И так захотелось мне робинзоновского кресла из веток и коры, дикого как лес, как волк. Владеть, ну хотя бы взглянуть! В таком кресле сидеть-читать-писать-вспоминать. По горячим следам зафиксировала всплывшие маленькие счастия — записки памяти.

А ещё в библиотеку можно книги отдать, чтоб не накапливать и делиться радостью, уже применяю такую возможность. Сегодня так хотела поскорее дочитать, но не успела, ну всё, пока - бегу на выставку. Всё там же - где книги и искусство вместе!

Накупила книжной радости. Красивых, блестящих, твёрдых, настоящих, весомых (рюкзак тяжёленький стал, всё равно на такси обратно - а там языковая практика).

Взяла Чагина про память, вот и я вспоминаю и будто отпускаю.

Давно хотела начитаться шведа (стокгольмца вообще-то, прям слышу как исправляешь) Бакмана. Написала Фредрику письмо, передавала привет из Кумбора. Ходили на пляж, по утрам выводила всю тревожную компанию, потом бабушку, потом Брит-Мари подышать не только бумажным, но и морским воздухом. Хохотала над эпизодом с пиццей, ведь мы столько пиццы как за этот год никогда не ели, надо бы заказать (капричёзу?). Ты вот какая пицца?

Исследование показало, что дружочки мои-пирожочки с непростыми начинками: гавайская с ананасом покажется классикой: груша с сыром, с лососем, с анчоусами, с говядиной и сливой!

Если пицца здесь данность, «хлеб насущный», то сушечки—экзотика!

Самовар

В моей сумочке сегодня советский плетёный провод, заказанный Н. аж из Польши, чтоб водителю не стоять в пробке (gužva—обычное летнее дело), перехватили посылку пораньше, ведь Кумбор немного ближе Херцег-Нови. На пожелтевшем пластике вилки цена 24 копейки. С другой стороны керамический штекер с высокой резиновой муфтой, до сих пор помню это ощущения выдёргивания с усилием.

Провожу опрос, кто такое чудо-юдо помнит, знатокам—для чего штуковина: чайник, утюг, самовар-бинго! Теперь в А&B есть самоварный провод—заглянуть к ним повод. Ю. угадала, рассказывает историю о двух самоварах в их семье, папа заведовал чайными делами. Договорились написать истории.

Вот моя: когда работала в театральной школе, перед новогодними каникулами устраивала неделю чаепитий. Приносила расписной под хохлому самовар. Заранее переливала воду из чайника, ведь пока он нагреется с помощью того самого шнура, все сладости уже съедят не запивая. Воспоминание детства: идёшь на чаепитие, а ложечка о чашку позвякивает.

Группы были разного возраста, самые младшие заявляют: «Самовар-то не настоящий! Он должен быть с сапогом сверху, а у этого розетка сзади!» Вот такие детки, родившиеся в две тысячи вчерашнем году.

«Татьяна Николаевна, я наелся как депутат,—поглаживая себя по животику продолжает Даня,—а танцы будут? Что за праздник без танцев!”

Ход гусём

Расшевелил, защекотал пером гусь Сеня. Отсняв иллюстрации, убрала всё со стен, очистила стол для нового. Как оказалось—для этого проекта (писем самой тебе, эмигрантских записок из Кумбора), сформулировав для себя три кита: писать, редактировать, делиться (ещё бы переводить, но это уже другая история). Год выращивала саженцы, теперь соединяю в единый ландшафт текстописем. Переход в третью стадию "делиться" случился сразу после «изображения текста».

Забавное дело для кинестета—знать, что книга издана и где-то там ждёт тебя в теории, на практике—очень хочется взять её в руки. Придумала напечатать Сеню в ближайшей типографии, но похоже что его ждёт целое издательство.

Mali princ 3D

В последнюю неделю июля по вечерам в Херцег-Нови до полуночи на площади книжная ярмарка, как всё красиво сложилось. Всему своё место. Наше сейчас здесь. Пока здесь. И в это самое время мы нужны друг другу. На ярмарке знакомимся с Мирой, как мне нравится это имя и сама Мира, и издательство «Ободско слово».

Вроде бы техника поп-ап по сравнению со всеми «ай» технологиями незамысловата, но как берёт за душу, вынимая из тебя восторг объёмными раскладывающимися картинками.

Книга—действо. Необыкновенно трогательное (во всех смыслах) издание.

Объёмные иллюстрации Экзюпери выскакивают из неожиданно большооой по объему как «Война и мир» книги про маааленького принца. Удивительное дело, все герои разговаривают на сербском, представляешь!

Рисованный ящик из одномерной плоскости складывается в объёмный, три дырочки напросвет, ведь барашек внутри должен дышать, пусть даже на другой планете с баобабами, трёхмерно прорастающими прямо из книги!

Капризная роза раскрывается посреди плотных страниц. Змея ползёт по песку, поднимается волнистой линией вверх. Длинный шарф развевается на ветру, лис подходит ближе, машет хвостом, малыш оборачивается — и всё это чудо приводится в действие с помощью бумажных рычажков! Этими же методами двигаются герои и даже планеты.

В конце принц становится невесомым, исчезает за горизонтом театральным приёмом экрана-страницы, на фоне чёрного как ночь картона зажигается новая звезда…

Подумалось вдруг, знаешь, Антуану бы ведь это всё ооочень понравилось! И даже больше, он бы рассыпался смехом от радости миллионами звёзд!

На русском «принца» купила ещё в турецком аэропорту, схватив как в бреду, будто последний раз вижу книги на родном языке. Смотрю сейчас параллельно обе, ведь даже лис понимает язык лучше (например «припитомити»—приручить, «срцем добро видимо»—тут понятно).

Тот лётчик, пытающийся починить свой аппарат—жизнь во всей своей суете, принц—сама жизнь, с неуловимолёгкими моментами, «глупостями»-барашками. Злимся, что будто не успеваем, не позволяем себе радоваться, куда уж там веселиться! Накапливаем "бесконечные" дела, неумело распределяя жизнь в ограниченной суете дней.

Соединяю Экзюпери и Экклезиаста:

Ведь это всё будто про нашу с тобой эмиграцию со всеми стадиями восторга новому, горевания о старой жизни, прилаживания к новой планете, преодоления трудностей, деятельной активности.

А между тем цветок в пустыне замечает про людей, что у них нет корней…